Близкие Хайсера разделились на два противоборствующих лагеря, а сам 25-летний юноша уже пребывал в предчувствиях новой жизни, ассоциирующейся с заманчивой перспективой.
Ровно две недели назад Хайсер получил ответ на отправленную тест-анкету в Польшу — его приглашают на работу в престижное предприятие программистом. Наконец он сможет получить достойную работу и соответствующую оплату своего труда, а это значит, что сам встанет на ноги и поможет родителям достроить дом, в скором времени сыграть приличную по современным меркам свадьбу своей сестричке.
У родителей новость о возможном скором отъезде сына сначала вызвала шок, но, справившись с растерянностью, мать уже суетливо бегала по базару, скупая для сына товары первой необходимости. Отец даже занял долларов у родных для Хайсера на первое время.
— Вай, балам, а у тебя куртка совсем прохудилась и сапоги нужны теплые,
придется корову продать и прикупить тебе кой-чего из одежды. В первое время тебе трудно придется среди чужих людей в чужой стране, — причитала мать.
— Ничего, ничего, это только в первое время, а там, глядишь, все образуется, главное, себя хорошо проявить. Устроишься, развернешься, все лучше, чем здесь за гроши перебиваться, — успокаивал ее отец.
А вот визиты со второй половины дома Муслима-картбаба непременно заканчивались скандалами.
—   Маскъара!   —   кричал он. — Мы, пережив столько страданий, сумели добиться возвращения в Крым, а эти щенки   бегут   отсюда,   как крысы.
«Видать, эта новость сильно задела его, раз дед позволял такую грубость в отношении внука», — размышлял Хайсер. Дед бушевал, нервно расхаживая по комнате.
—   Хайсер,   балам,   твое место   здесь,    на    родной земле, рядом со своей семьей, рядом с прахом твоих предков, наконец, — пытался вразумить внука Муслим-картбаба.
— Не забивайте, баба, ему голову этой ерундой. Это было тогда, в ваши времена. К тому же мои родители в Узбекистане похоронены. Что, мне теперь там жить? Ватан, ватан, деп, все мы достаточно намучались, — одернула его мать.
—  Пусть хоть наши дети лучшей жизнью  поживут,  при деньгах и в достатке.
—  Разве мог я еще пару лет назад представить себе такое: мой  внук будет искать счастья в чужом краю?! Маскъара!    Вы    опозорили меня. Пусть едет, но на похороны мои даже не вздумает приезжать! — в ярости закричал картбаба и ушел, не дослушав невестку, пытавшуюся его успокоить.
У Хайсера в ушах отозвался стон хлопнувшей двери. В сердце как-то неуютно защемило, тоскливо заскребло.
—  Вон сколько крымских татар по свету разбросано
—  и в Америке и в Германии, а о Турции я вообще молчу. Все они живут припеваючи, детей  растят, говорят с тоской о родине и с Крымом в сердце. Сюда, тем не менее, возвращаться не собираются, разве что похоронить  в родной земле завещают, да и то лишь единицы, — вступилась за брата Хатидже.
Вечер закончился тягостно. А утро принесло печальную весть — на рассвете умер Муслим-картбаба. Весь день приходили люди проститься с дедом, рожденным и умершим на родной земле.
Хайсер подошел к окну. Вечерело. Вдаль уходила родная улица, по которой Хайсер много лет месил грязь, отправляясь в школу, а затем в университет. Родной сердцу сад за окном, посаженный отцом и дедом, шелестел листвой, словно пытался донести до Хайсера что-то важное. Сомнение закралось в душу парня: быть может, дед прав, не все же мерится в денежных знаках. Да на фига эта Польша...

Что ж, дорогой Читатель, надеемся, вы подскажете Хайсеру, как все-таки поступить в этой ситуации. Ждем ваших веских аргументов. Если совет старшего поколения более или менее предположителен, то вот мнение молодежи на сей раз предпочтительнее.
Письма-советы можно  отправлять на e-mail:goloskrima@mail.ru